Однажды выдающийся астроном К. Фламмарион (1842-1925) вызвал печника, чтобы исправить отопление. В кабинете ученого, мастер совершенно забыл о деле и застыл как вкопанный перед глобусом. Наконец после долгого созерцания он спросил, правда ли, что Земля вращается на железной оси, как у глобуса? Фламмарнон стал объяснять, что планета несется в космическом пространстве, вращаясь вокруг воображаемой оси, которая на глобусе заменена железной. Поскольку печник никак не мог взять всего этого в толк, увлекшийся ученый снял глобус с оси и прибегнул к наглядной демонстрации — подбросил шар в воздух, одновременно придав ему вращение. По-видимому, толчок был слишком сильным — глобус, который Фламмарион не сумел поймать, упал на пол и раскололся.
— Вот видите, мсье, — назидательно заметил мастеровой. — Я все-таки желал бы думать, что у Земли есть железная ось.

Г. Шлиман, немецкий предприниматель и археолог-любитель, вернувшись в Германию после двадцатилетнего пребывания на археологических раскопках в Греции, оказался в центре внимания высшего берлинского общества. Как-то на приеме одна дама спросила его:
— Герр Шлиман! Верно ли, что в Греции у всех женщин исключительно греческие носы?
— Это абсолютно верно, мадам! — ответил Шлиман — За все двадцать лет моего пребывания в этой стране я никогда не слышал, чтобы туда импортировали носы, поэтому они могут быть только греческими.

В середине 30-х годов девятнадцатого века министерство внутренних дел Российской империи захватило модное увлечение статистикой. Во всех губернских городах было велено завести комитеты, которым предписывалось собрать массу всевозможных сведений, обработать их по заранее разосланным программам и представить отчеты с таблицами и выводами. Это грозное мероприятие застало чиновников врасплох. Так, по воспоминаниям А. И. Герцена (1812 — 1870), из заштатного городка Кая в губернскую канцелярию Перми, куда был сослан Александр Иванович, поступили такие сведения: «Утопших — 2. Причины утопления неизвестны — 2. Итого — 4.»

Итальянский ученый XV века Пико де ла Мирандола в детстве поражал окружающих своим преждевременно развитым интеллектом. Однажды один кардинал, глядя на чудо-ребенка, хмуро заметил:
— Все эти дети - скороспелки блещут умом только в ранние годы, а потом чем больше взрослеют, тем сильнее глупеют.
— Если это верно, — живо поддакнул мальчик, — то вы, видно, были вундеркиндом...

Когда французский ученый П. Мопертюн узнал, что его коллега, создатель знаменитого курса математики и гидромеханики, ученый аббат Ш. Боссю (1730 — 1814) тяжело болен, он немедленно отправился навестить больного.
— Пациент при смерти! — сказал ему врач. — Он уже не в силах произнести ни одного слова.
— Ничего, я знаю одно универсальное средство! — заявил Мопертюн и, подойдя к умирающему, громко спросил:
— Сколько будет двенадцать в квадрате?
— Сто сорок четыре! — прошептал математик и испустил дух.

Будучи выдающимся математиком, профессор Геттингенского университета, Давид Гильберт (1862-1943) тем не менее, с трудом усваивал чужие идеи. И это отчасти объясняет неоправданную резкость его критических замечаний на заседаниях математического клуба, приводившую к тому, что многие известные математики просто боялись там выступать. Както раз, председательствуя на докладе, Гильберт прервал докладчика словами:
— Мой дорогой коллега, я очень боюсь, что вы не знаете, что такое дифференциальное уравнение.
Ошеломленный докладчик сразу же повернулся и покинул собрание, выйдя в соседнюю комнату, где располагалась библиотека математических книг и журналов. Присутствующие набросились на Гильберта:
— Право же, вы не должны были так говорить.
— Но он действительно не знает, что такое дифференциальное уравнение, — упорствовал Гильберт.
— Вы же сами видели: он пошел в библиотеку прочитать, что это такое.

Как-то раз видный английский специалист по сопротивлению материалов Дж. Гордон разговорился на банкете с миловидной супругой одного из своих коллег сопроматчиков. Видимо, стараясь произвести впечатление на собеседницу, он несколько переусердствовал в воспевании своих исследований по применению древесины в авиации, потому что в самый разгар его вдохновенного монолога она низвергла ученого «с небес на землю» недоуменным вопросом:
— Вы всерьез утверждаете, будто самолеты строят из дерева? Из досок и бревен? Вам не кажется, что вы заблуждаетесь?

Однажды, садясь за стол, знаменитый немецкий математик, астроном и оптик Иоганн Кеплер (1571—1630) вдруг спросил свою жену:
— Как ты думаешь, дорогая, если бы в мировом пространстве летало множество капелек масла и уксуса, крупинок соли и перца, кусочков зелени и всего прочего, то при их случайном столкновении мог бы получиться такой салат, какой стоит сейчас на столе?
— Никогда! — отрезала она.
— Но почему же? — возразил Кеплер. — По моим расчетам, согласно законам...
— Я говорю не о том, что он не может образоваться, — перебила его жена, — а о том, что он не был бы таким вкусным!

Однажды, когда известный французский натуралист Жорж Луи Леклерк Бюффон (1707 — 1788) прогуливался, его остановила некая юная особа и наивно попросила:
— Разъясните, пожалуйста, в чем, собственно, разница между быком и волом?
— Гм... Как бы вам поделикатнее сказать... — погрузился в раздумье ученый.
— Впрочем, видите вон тех телят, мадемуазель? Так вот: быки — их отцы, а волы — дяди...

Как-то, к известному немецкому врачу и микробиологу Роберту Коху (1843— 1910) на прием явилась богато разодетая высокомерная дама.
— На что жалуетесь, голубушка? — приветливо спроси Кох.
— Господин профессор! возмутилась пациентка.— Что за амикошонство? Вы понимаете, с кем разговариваете? Я привыкла, чтобы ко мне обращались не иначе, как «милостивая государыня!
— Эту болезнь я лечить не умею! — сухо констатировал Кох и крикнул в приемную;
— Прошу следующего!