Как-то раз на спасательное судно, работавшее в Пирл-Харборе над подъемом полузатопленного японцами , американского линкора «Вест Вирджиния», прибыла комиссия, состоявшая из высокопоставленных лиц.
—Почему водолазы не приступают к работе? — спросили они руководителя работ Карнеке.
— Мы ждем, чтобы вы объяснили, что должны сделать водолазы.
— Это и так ясно! Нужно поднять линкор!
Поняв, что спорить и объясняться бесполезно, Карнеке вызвал водолаза Ратледжа и сказал ему:
— Корабль сидит на грунте. Мы должны поднять его. Начинай работать.
Ратледж ушел под воду, и вскоре по всему судну стали разноситься его усиленные трансляцией стоны, кряхтенье и сопение.
— Что ты там делаешь? — с деланной тревогой крикнул Карнеке в телефонную трубку.
— Что я делаю? — задыхаясь, ответил Ратледж. — Я забрался под днище этого проклятого линкора и поднимаю его. Неужели он нисколько не приподнялся?

Однажды, английский писатель Артур Конан Дойл (1859 — 1930), врач по образованию, приехал в Париж. На вокзале к нему с решительным видом подошел таксист, молча взял его чемодан, сунул в багажник и, лишь сев за руль, осведомился:
— Так куда же вас отвезти, месье Конан Дойл?
— Как, вы знаете меня? — приятно изумился писатель.
— Впервые вижу, — признался шофер.
— Как же тогда узнали кто я?
— Да воспользовавшись описанным вами дедуктивным методом, — гордо произнес таксист. — Во-первых, я прочитал в газетах, что Артур Конан Дойл две недели как находится у нас на отдыхе, во французской Ривьере. Во-вторых, я про себя отметил, что поезд, с которого вы сошли, марсельский. Потом увидел, что у вас загар, который можно приобрести, только побывав на побережье Средиземного моря минимум дней десять. Из того, что у вас на среднем пальце правой руки имеется несмываемое чернильное пятно, заключил, что вы писатель. По манере держаться вы врач, а покрой платья лондонский. Таким образом, сведя все наблюдения воедино, я сказал себе: вот он, Конан Дойл, — прославленный творец великого сыщика Шерлока Холмса! Услышав объяснения таксиста, писатель был потрясен.
— Да вы сами почти Шерлок Холмс! — восторженно воскликнул он, — коли сумели сделать такой вывод по столь незначительным деталям!
— Так-то оно так, — вдруг замялся шофер. — Но я заметил и еще одну небольшую деталь.
-— Это какую же?!
— Ярлык, приклеенный и вашему чемодану. На нем было крупно выведено ваше имя и фамилия!

Завистники часто говорили Колумбу, что открыть Америку было не так уж и трудно. Это весьма раздражало мореплавателя. Однажды, в присутствии завистников он взял со стола яйцо и спросил:
— Может кто-нибудь и вас поставить его вертикально?
Сколько они ни старались, никто сделать этого не смог. Тогда Колумб взял яйцо и резко закрутив его, поставил вращающимся вертикально.
— Вот так же «легко» было открыть Америку. — Назидательно сказал он.

После того как в 1911 году австро-венгерским, а в последствии американским аэродинамиком Т.Карманом (1881-1963) были рассчитаны условия, при которых система вихрей, возникающих в потоке жидкости за круглым цилиндром, становится устойчивой, явление это стали называть «вихревой дорожкой Кармана». Это вызвало возмущение французского ученого Анри Бенара (1874—1939) которым за три года до Кармана была опубликована статья о наблюдениях над подобными вихрями. Бенар, на нескольких международных конгрессах, настаивал на своем первенстве. В результате Карман не выдержал и в ответном выступлении сказал:
— Я согласен, если то, что в Берлине и Лондоне называют «дорожкой Кармана», в Париже будет именоваться «Авеню де Анри Бенар». Услыхав это, Бенар расхохотался, и мир между коллегами был восстановлен.

Кстати, как-то на конгрессе известная американская летчица Эми Джонсон спросила Т. Кармана:
— Не можете ли вы в двух словах объяснить мне, что заставляет самолет входить в штопор, и каков механизм этого явления?
— Если в двух словах, — рассмеялся Карман, — то со штопором дело обстоит примерно так же, как с любовью: попадаешь в это положение незаметно, а выходишь с огромным трудом...

Когда в 1930-х годах выяснилось, что прямоугольный стык самолетного крыла с фюзеляжем порождает отрыв воздушных вихрей, сопровождающийся сильными колебаниями всей конструкции самолета, группа исследователей, в которую входил и Т. Карман, для предотвращения отрыва вихрей предложила использовать зализы стыка крыла и фюзеляжа. Когда в 1932 году Карман сделал в Париже доклад об этой работе, и новый метод дал во Франции такие же прекрасные результаты, как и в США, французские самолетостроители стали называть зализы «карманами». Термин привился, и когда через несколько лет Т. Карман посетил Францию, он как-то раз услышал при упоминании своего имени недоуменный возглас:
— Карман? Человек с зализами?

Основатель британской геологии Вильям Смит (1769 — 1839) был выдающимся самоучкой, его открытия сильно продвинули вперед науку. Как-то раз он обедал в одном из колледжей Кембриджа. Будучи человеком общительным, Смит решил затеять непринужденную беседу со своими соседями — двумя хмурыми людьми, которые сидели за столом напротив, но на все его попытки они отвечали лишь невнятным мычанием. Когда Смит, наконец, начал взахлеб говорить о самых интересных и животрепещущих, по его мнению, предметах, один из его соседей не выдержал и обратился к другому:
— Вы случайно не знаете, о чем он все тут толкует?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил другой.
Смит окаменел от изумления и негодования, но сидевший рядом с ним ректор колледжа поспешил успокоить его:
— О, не обращайте внимания! Ведь это же математики! Мы с ними никогда не разговариваем.

Американский президент Авраам Линкольн (1809 — 1865) был не чужд изобретательству и технике и нередко применял технические образы и понятия в полемике со своими политическими противниками. Как-то раз он очень едко высмеял своего оппонента сенатора Дугласа, сравнив его с пароходом, у которого весь пар из котла уходил на гудок.
— Дуглас очень похож на такой пароходик, — говорил Линкольн. — Он не может думать, когда говорит, и не может говорить, когда думает!

Германский император Вильгельм II считал себя большим специалистом во многих вопросах, порой весьма далеких от дел государственного управления. Однажды, он обратился к итальянскому морскому министру, известному кораблестроителю адмиралу Брину с просьбой дать заключение о проекте корабля, который разработал лично он, кайзер.
— Этот проект, — сказа Вильгельм, — плод моих многолетних исследований, долгих размышлений и тщательного, упорного труда...
Через несколько недель Брин прислал свой отзыв:
— Корабль, который Ваше величество собирается построить, будет самым могущественным, грозным и красивым кораблем, какой когда-либо существовал на земле. Он разовьет небывалую скорость, его вооружение будет самым сильным в мире, его мачты будут самыми высокими, а орудия самыми дальнобойными. Прекрасная внутренняя отделка будет доставлять настоящее удовольствие всей команде, от командира до юнги. У этого великолепного корабля только один недостаток: как только его спустят на воду, он пойдет ко дну, как свинцовая утка.

Кстати, создатель кайзеровского броненосного флота адмирал А. Тирпиц (1849 — 1930) дубоватой прямолинейностью своих речей не раз вызывал такое сильное раздражение, что рейхстаг отказывался удовлетворять его требования. После особенно бурного заседания канцлер фон Бюлов с досадой сказал адмиралу:
— Милый Тирпиц! Вы совершенно не улавливаете нюансов и считаете, что дела обстоят или так, или этак. А в действительности они обстоят то так, то этак или и так и этак...

В годы первой мировой войны академик И. М. Губкин (1871 —1939) находился в США, куда его командировали для изучения нефтяных месторождений. Как-то раз для геологоразведочной партии, при которой он состоял, потребовалась взрывчатка. Недолго думая, Губкин зашел в ближайший магазин, где продавалось все, от гвоздя до бурильной установки, и приобрел большую партию динамита. При оформлении сделки он, не имея при себе крупной суммы, спросил хозяина магазина:
— Можно взять товар в кредит, или нужно платить наличными?
— Если вы не в первый раз работаете с нашим динамитом, — равнодушно сказал хозяин, — то сойдет и в кредит.
— Нет, я в первый раз, — честно признался Иван Михайлович.
— Тогда платите наличными, - заявил хозяин, с сожалением оглядывая Губкина