Когда в 1805 году австрийскими властями в Триесте были задержаны 20 русских торговых судов, адмирал Сенявин с тремя кораблями и фрегатом вошел в гавань и расположил эскадру под батареями города. Когда комендант Триеста попросил адмирала отодвинуть корабли на пушечный выстрел от крепости. На это Сенявин ответил ему:
— Стреляйте! Тогда я увижу, где лягут ваши ядра и где мне должно будет встать!

О рассеянности великих ученых ходят многочисленные анекдоты, но она лишний раз подчеркивает, какого огромного внутреннего сосредоточения требует творческая работа в науке. В полной мере этими качествами был наделен и знаменитый русский эмбриолог К. Бэр (1792 — 1876). Как-то раз, придя наведать своего заболевшего друга академика Пандера, Бэр, увлеченный интересными научными разговорами, засиделся у него до глубокой ночи. В конце концов, жена Пандера намекнула, что, мол, пора бы и честь знать. Бэр, по рассеянности решивший, что он находится у себя дома, а Пандеры пришли к нему в гости, спохватился:
— Ах, какая жалость, что уже так поздно! — запричитал он. — Я сейчас провожу вас до дома, а завтра вы снова приходите ко мне...

Кстати, когда один из знакомых Бэра собрался в заграничную командировку, тот попросил его передать привет известному чешскому физиологу И. Пуркинье.
— Вы знаете, — добавил он при этом, — Пуркинье — блестящий ученый, но, увы, очень плохой лектор.
Знакомый Бэра исполнил его просьбу... и что же он услышал в ответ?
— Вы знаете, — сказал растроганный Пуркинье, — Бэр — блестящий ученый, но... очень плохой лектор.

Hа заре кибернетики в США появилась в продаже странная игрушка, представлявшая собой ящик с кнопкой. Стоило нажать на нее, и из футляра доносилось недовольное ворчание, он открывался, из него высовывалась искусственная рука... Выключив прибор, она снова убиралась в ящик, крышка закрывалась, и все затихало. Вот эта-то игрушка и навела на мысль сотрудников некоторых фирм соорудить машины, основная цель которых — создать видимость серьезной научной работы. На их табло загадочно мелькали огоньки, на шкалах измерителей многозначительно колебались стрелки, внутри трудолюбиво гудели зуммеры. И все это только для того, чтобы поразить воображение людей, от которых зависело финансирование настоящих, но внешне менее эффектных исследований. Известный американский медик Дж. Брокман первый обратил внимание на то, что у этих псевдонаучных устройств нет специального названия.
— Существующий термин «идиотский ящик», — пишет он, — следует оставить для телевизора. А для этих установок нужно такое название, которое можно было бы произносить с важностью и достоинством. На мой взгляд, лучше всего подходит «анергомер», что попросту означает — «ничегомер»...

Знаменитый итальянский физик, химик и физиолог, изобретатель источника постоянного электрического тока Александр Вольта (1745 — 1827) был не чужд острословия. Когда Вольтер поздравил его с успешным изобретением «вольтова столба», он вдруг рассмеялся и сказал:
— Недаром мое имя Вольта. Это значит: пол-Вольтера!

Однажды, принимая экзамен, известный немецкий медик Рудольф Вирхов (1821-1902) задал студенту такой вопрос:
— Перечислите, какие потогонные средства вы назначили бы больному?
Студент начал с трудом вспоминать эти самые средства одно за другим, но экзаменатор не был удовлетворен ответом.
— А если бы все это не помогло, что бы вы пред приняли?
— Тогда мне осталось бы только одно, — выпалил экзаменуемый - Прислать пациента к вам на экзамен!

Как-то, однажды, будучи на приеме у известного немецкого профессора медицины Л. Шлейха (1859 — 1922) один высокопоставленный чиновник решил пошутить.
— Скажите-ка, профессор, — спросил он, — не напоминает ли вам ваша профессия роль железнодорожного проводника, заботливо сопровождающего пассажиров в их путешествии на тот свет?
— Нет, что вы, — тотчас же ответил Шлейх. — Свою скромную роль в той поездке, о которой вы говорите, я скорее склонен сравнивать с тормозом...

Английский ученый Джордж Кейли (1773—1857) заинтересовался проблемами полета еще в 23-летием возрасте. В 1809 году он соорудил планер, однако не желая рисковать самому, усадил в него своего кучера. Планер успешно выдержал испытания — без приключений перелетел через неширокую долину, но когда счастливый Кейли подбежал к аппарату, он вместо изъявлений восторга выслушал от потрясенного кучера гневную отповедь.
— Сэр! Я протестую! — категорично заявил он своему хозяину. — Вы нанимали меня, чтобы я правил вашими лошадьми, а не для того, чтобы заставлять меня летать!

Французский астроном У. Леверье (1811 — 1877), одновременно с англичанином Дж. Адамсом открывший путем вычисления планету Нептун, обладал твердым и властным характером. После того как в 1854 году он возглавил Парижскую обсерваторию, он постоянно увольнял неугодных ему сотрудников, которые нескончаемой чередой шли жаловаться военному министру маршалу Вальяму. Как-то встретив очередного жалобщика, Вальян тяжело вздохнул и проворчал:
— Обсерватория невозможна без Леверье, а Леверье еще более исвозможен в обсерватории.

Однажды, во время семинара общетеоретической группы ЦАГИ академик С. Чаплыгин, скептически относившийся к понятию турбулентности, спросил у теоретика Г. Абрамовича, удалось ли его группе дать определение турбулентности.
— Да, удалось. — ответил тот,
— Значит, вы теперь знаете, что такое турбулентность?
— Нет, этого мы еще не знаем...
— Скажите, пожалуйста! — удивился Чаплыгин. — Не знают, что такое турбулентность, а все-таки определяют. Молодцы!

Однажды американский автостроитель Ч. Кеттеринг — глава исследовательского отдела фирмы «Дженерал моторс», — разговорившись с одним университетским профессором, спросил его:
— почему в своих курсах по механике вы даже не упоминаете о пневматических шинах? Ведь это одно из крупнейших изобретений.
— А чего о них говорить, — пожал плачами профессор. — Чего о них говорить, когда до сих пор для них нет ни одной формулы!
— Ах, вот как! — удивился Кеттеринг. — Тогда советую вам ездить на автомобиле без шин до тех пор, пока вы не решите, что важнее: шины или формулы?